Искатель. 1962. Выпуск №3 - Страница 37

Едва подавив вспыхнувшую злобу, — совсем спятил фатер: этакую красоту — на кладбище! — Франц заискивающе улыбнулся:

— Все исполню…

*

Громов отодвинул книгу. «Так… Значит Мадонна принадлежала Келлерам. Это можно считать доказанным. И можно считать вероятным, что автор Мадонны — Микельанджело Буонарроти, и, значит, статуя — громадная художественная ценность…»

Теперь — фамильный рубль с надписью императора Николая Первого… Монета была в руке убитого. Интересно, подтвердится ли историческая связь этой монеты с именем графа Келлера?

Разбросав стопку, вытащил маленькую книжечку в старин^ ном переплете «мраморной» бумаги. «Из истории монетного дела». Посмотрим…

*

Франц Келлер не забыл советов отца. Уже через несколько лет после его смерти он. получил должность товарища министра финансов. В свете изумлялись успехам проныры немца, а престарелый граф Амурьев, предшественник Келлера, вышедший в отставку, горько заметил:

— Тем и хорош, окаянец, что не Иван, а Франц… Да и где уж нам, нерасторопным боярам, поспеть… В Лайбахе при государе терся? Терся. В Вене воровал? Воровал. Вот за то и пожалован…

А «пожалованный» не терял времени даром: строчил «всеподданнейшие доклады», хватал регалии. Казалось, было теперь все — богатство, власть, почет, но…

Это маленькое «но» отравляло все. Бывать во дворце только по делу! Только когда призовет государь для доклада! И это с его, Франца, умением быть нужным, незаменимым! И это когда всякие Юсуповы и Загряжские лезут во дворец в любое время. И только потому, что у них придворные чины, дворянские титулы…

«Мелочь, умело преподнесенная, дает человеку богатство и власть», — часто повторял Келлер слова отца. И однажды осенью «мелочь» была найдена…

Утром 18 сентября 183… года из Мюнхена в особняк Келлера на Мойке прибыл курьер от российского посланника князя Гагарина. В обмен на русские серебряные монеты князь прислал несколько талеров с изображением семьи баварского короля.

Келлер долго рассматривал монеты, задумчиво пересыпая их из ладони в ладонь, потом торопливо поднялся в кабинет.

«Николай Павлович тщеславен и изрядно глуп, чего уж лицемерить, — думал он, обрезая перо, — если придется по нраву — будет все — и титул и земли…»

Рука дрожала, и перья все время брызгали, наконец, кое-как успокоившись, Келлер вывел:

«Управляющему Департаментом Горных и Соляных дел Генерал-Лейтенанту корпуса горных инженеров Карнееву. Ваше превосходительство, Милостивый Государь Егор Васильевич! Согласно приложенному талеру прошу весьма секретно изготовить штемпель полуторарублевой монеты с изображением Государя и Августейшей семьи…»

*

Прошло несколько месяцев — и вот морозным зимним утром в день тезоименитства Николая Павловича у Зимнего дворца со стороны Дворцовой площади остановился возок.

Подобрав полы длинной светло-серой шинели, из возка вышел

Франц Келлер и, перекрестившись, зашагал к скромному подъезду, охраняемому двумя дворцовыми гренадерами в высоких мохнатых шапках.

…То ли от холода, то ли от страха, но Келлера все время била мелкая дрожь. Сегодня он впервые осмелился нарушить этикет: решил войти во дворец не через Крещенский подъезд, со стороны Невы, предназначенный для всех, а через этот, малый — подъезд «ее величества», открытый только для особ титулованных и приближенных…

— По именному повелению! — выкрикнул он загородившим было дорогу гренадерам и, раздвинув скрещенные штыки, вошел в зал.

Небрежно швырнул шинель раззолоченному камер-лакею, оправил мундир и, достав из-за пазухи полированную коробку черного дерева, заботливо вытер крышку рукавом.

— Ну, с богом, — шепнул он своему отражению в крышке коробки и, поскрипывая новенькими ботфортами, затрусил по широкой мраморной лестнице.

Николай Павлович сидел в своем кабинете.

Настроение было испорчено с утра бог весть как попавшей на глаза бумагой из Петропавловской крепости. Какой-то проходимец исчертил стены каземата похабными словами и проклятьями ему, Николаю, и притом еще имел наглость повеситься!

Царь швырнул рапорт коменданта на пол и, наступив на него ногами, топтал, стараясь порвать. Это было трудно, и Николай Павлович пришел в ярость. Подскочил к стойке с саблями и, схватив одну, замахнулся…

— Его превосходительство генерал-лейтенант Келлер, — испуганно доложил вошедший флигель-адъютант.

— Ково? — выкатил глаза император. — Ково докладываешь? Келлера? Впрочем… Нужен. Пусть войдет, — швырнул саблю на кровать и, сев в кресло, закинул ногу на ногу.

— Входи, Франц Людвигович, входи, — жалостливо протянул он, увидев Келлера. — Праздник у меня нынче, а одни заботы да горести… Чем порадуешь?

— Ваше величество, — согнулся в поклоне Келлер, — в день столь торжественный и радостный для всех истинно русских…

— Твоя правда, братец, — вздохнув, перебил Николай, — у нас в России любой немец более русский, нежели самый коренной русак. Хотя бы и ты тоже…

— За истинно русских почитаю каждого, кто к вящей славе государя своего готов сложить голову на алтарь отечества… К таковым скромно и себя отношу, — выгнул грудь и щелкнул каблуками Келлер.

Николай с любопытством смотрел на коробку.

— Сюрприз?

— Извольте открыть, государь… — радостно закивал Келлер,

Царапая ногтями лак, царь открыл крышку. На черном бархате тускло блеснули тридцать шесть серебряных дисков.